70 лет назад, 19 ноября 1946 года в трудовой книжке Аллы Васильевны Ханило появилась первая. запись. И кто бы мог предположить, что эта запись, как и место работы - Дом-музей Чехова, останутся единственными на всю жизнь.
В Дом-музей Чехова пришла молодая девушка. Думала, чтобы поработать временно — одна из сотрудниц ушла в декретный отпуск. Вчерашняя школьница поступила в тот год в Симферопольский пединститут, да только ехать учиться было не в чем. Из верхней одежды — только прохудившееся пальтишко, которое мама купила еще шесть лет назад. Из него девушка так выросла, что рукава были по локоть. Куда уж тут учиться — на хлеб бы заработать...
Литература или математика?
Принимала юную сотрудницу сестра великого писателя Мария Павловна Чехова. Поинтересовалась: какой предмет в школе нравился больше всего? Та без лукавства отвечает: математика! Вот те на!
«Вы, — говорит Мария Павловна, — нам, наверное, не подойдете. Нам нужно больше литературы». А молодая девушка и давай отстаивать свою точку зрения: дескать, литературу люблю, но не так, как в школе преподавали. И рассказала, что на образ Андрея Болконского у нее совершенно свой взгляд, не по школьному учебнику.
Что в тот момент подумала Мария Павловна, уже никто не узнает. Наверняка, прикинула, что отработает годик девчонка да и уйдет. Но сотрудники были нужны, и выбирать не приходилось.
19 октября 1946 года Мария Павловна сделала запись в трудовой книжке новой сотрудницы: «Зачислена в штат согласно приказа №…, принята на работу с 1 ноября». Так что хотя Алла Васильевна водила экскурсии еще в октябре, совй официальный трудовой стаж она ведет с 1 ноября 1946 года.
Не могла тогда предположить Мария Чехова, что делает она историческую запись и задержится девушка здесь не на год-два, а более чем на шестьдесят лет! А имя ее — Алла Ханило — войдет в историю Дома-музея Чехова как имя самой преданной его сотрудницы.
Девочка с косами
Свою первую экскурсию Алла Васильевна помнит прекрасно:
— Сразу после разговора с Марией Павловной мне и говорят: иди, попробуй провести экскурсию. Что делать? Память у меня была хорошая, биографию Чехова я отлично помнила со школы. Чтобы не выдать волнения, говорила чересчур громко, но боевое крещение прошла. В тот же день дали и вторую группу для экскурсии — мне это очень понравилось.
Тогда, после войны, в музей приходили военные из госпиталей и санаториев, одну группу проведу, они в конце спрашивают: «Девочка, а сколько тебе лет?» Никак не верили, что уже восемнадцать, думали, что школьница. А другая группа приезжает и уже заказ делает: «Нам дайте ту девочку, с косами, нам про нее рассказывали».
Марии Павловне очень нравилось мое отношение к работе. Сестра Чехова даже послала письмо в Государственную библиотеку имени Ленина (тогда музей относился к ее ведомству), в Москву, с просьбой открыть для Ханило дополнительную штатную единицу. И с 1 ноября Алла Васильевна стала уже полноправным сотрудником.
Вот так Его величество случай (о вакансии в музее вчерашней школьнице рассказала соседка) определил всю дальнейшую жизнь Аллы Ханило.
С Козловским их связала роза
За эти десятилетия какие только люди не встречались на жизненном пути Аллы Васильевны! Она дружила со многими театральными деятелями, артистами, художниками, писателями. В 1962 году Константин Паустовский, который часто бывал в Доме-музее, написал ей на своей книге такие слова: «Алле Васильевне Ханило с завистью к ней за то, что она работает в доме Чехова».
Самуил Маршак, увидев у нее собрание сочинений Джека Лондона, выбрал томик с повестью «Маленькая хозяйка большого дома» — символическое название! — и оставил в шутку автограф за самого английского классика.
В 1949 году Мария Павловна Чехова сказала своей юной сотруднице: «Душенька, приходите вечером, сегодня у нас будет Иван Семенович Козловский». — Мы сразу нашли общий язык и после этого общались и дружили на протяжении 45 лет, — вспоминает собеседница. — Когда он бывал в Ялте, всегда приходил ко мне домой. А я, когда бывала в Москве, часто засиживалась у него дома, в Брюсовском переулке, за разговорами да чаепитием до трех ночи... Иван Козловский на собственной фотографии за пианино в чеховском домике так признался ей в любви: «Алла, милая, ты наша Надежда и упование». Кстати, во время самого первого знакомства он вручил Алле розу, которая зацепилась шипами и за него, и за нее. Иван Семенович рассмеялся: «Все прекрасное колется!» Наверное, так сама судьба связала их на долгие годы красивой дружбы.
Доверие за доверие
Есть в личном архиве Аллы Васильевны автографы Юрия Гагарина и чилийского поэта Викторы Хары, фотография на память с Кучмой и Путиным. Но самым дорогим автографом Алла Васильевна считает слова Иннокентия Смоктуновского. «Милый, милый друг, — написал он ей на театральной программке пьесы МХАТа «Иванов», — Никогда не забуду вашего доверия ко мне, связанного с А.П. Чеховым». Эта запись была сделана в 1978 году, но только в 1994-м, в Германии, когда Алла Васильевна делала доклад «Кресты и иконы Чехова», она раскрыла смысл этого послания.
В 1975 году Смоктуновский приехал в Дом-музей Чехова на Ялтинские чтения. В шкафу он увидел молитвенник семьи Чеховых и спросил у ведущих чеховедов того времени: «А как Антон Павлович относился к религии?» Что могли ответить профессора в атеистическом 75-м? Дескать, был от этого далек. Алла Васильевна потом тихонько подошла к Смоктуновскому и говорит: «Пойдемте, я вам что-то покажу». Она привела его в запасники музея, открыла шкаф и достала семейные иконы Чехова, добавив, что писатель был верующим человеком, но никогда это не демонстрировал. Смоктуновский отогнул ворот свитера и достал... нательный крестик. «Доверие за доверие, — сказал он. — Только пусть это будет нашей тайной».
Последний автограф
Алла Васильевна всегда считала, что Антону Павловичу очень повезло с двумя женщинами: сестрой и женой. — И Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, и Мария Павловна до старости сохранили ясный ум, — рассказывает Алла Васильевна. — С ними можно было говорить на любые темы. Кстати, у Аллы Васильевны Ханило хранится, скорее всего, самый последний автограф Ольги Книппер-Чеховой. В 1958 году Ольга Леонардовна отмечала 90-летие. Доктор Художественного театра попросил, чтобы Алла Васильевна с утра посидела с ней. И они очень долго беседовали.
— Она мне сказала очень интересную фразу, — вспоминает Алла Васильевна. — «Вы знаете, душенька (это обращение очень любила и Мария Павловна), меня по-следнее время в театре считают гордячкой».
«Почему?» — удивилась я. Ведь Ольга Леонардовна, наоборот, была человеком очень заботливым, всегда помогала актерам.
Ольга Леонардовна объяснила: «В последнее время я плохо стала видеть и слышать. Когда приезжаю в театр, сажусь в кресло. Кто знает об этом, подходит и говорит: «Ольга Леонардовна, я такой-то», — а кого и по голосу узнаю. А некоторые на расстоянии кланяются. Но я ведь не вижу — и не отвечаю. Значит, считают, что я гордая!»
В тот день, 22 октября (90-летие праздновали на месяц позже), она подписала Алле Ханило автограф на книге Чехова. А на следующий год, 22 марта, Книппер-Чехова ушла в вечность…
Щедрость
Дом Чехова стал музеем 9 апреля 1921 года — именно тогда на руки Марии Павловне выдали охранную грамоту. Но шли сюда поклонники еще и при жизни Чехова, посмотреть на обитель русского классика, а после его смерти в 1904 году началось настоящее паломничество. Первая запись в книге почетных посетителей была сделана артисткой Александринского театра Марией Савиной в 1911 году. Но до самых 60-х для экскурсантов был открыт только второй этаж дома писателя, где все сохранилось в первозданном виде. Когда решили открыть первый, там и смотреть-то было нечего. В годы войны Мария Павловна, например, за лечение отдала доктору две кровати. Да и другая мебель разошлась за продукты, дрова, лекарства.
Решено было приобрести типичную для рубежа XIX—XX веков мебель у ялтинцев, чтобы хоть как-то обставить пустующие комнаты. Но в 1967 году в Москве умерла Софья Бакланова, которая жила в квартире Ольги Книппер-Чеховой восемь лет после ее смерти. Там сохранилась вся мебель, купленная Ольгой Леонардовной еще вместе с Антоном Павловичем в столице.
И Алла Васильевна Ханило решила: «Еду в Москву, попрошу у родственников хоть что-то, связанное с Чеховыми». Она хорошо знала племянника супруги писателя, Льва Константиновича Книппера, музыканта и композитора. И надеялась на его щедрость.
— Вначале попросила мелочи: маленький столик, стулья; он разрешил все это взять, — рассказывает Алла Васильевна. — А потом набралась смелости и попросила кровать. Лев Константинович согласился и ее отдать. Тогда я, почувствовав, что главную миссию выполнила, стала говорить, что неплохо было бы взять и посуду, зеркала, постельное белье. В общем, когда я остановилась, бесхозным остался только большой зеркальный гардероб.
Лев Константинович посмотрел печально на него и говорит:
«Ну что же вы, забирайте тогда и его».
Мы вначале все вещи перевезли в библиотеку Ленина, а потом заказали железнодорожный контейнер и привезли все это в Ялту. Еще более полутысячи фотографий я тогда привезла. Теперь они у нас в музее.
Про эту щедрость племянника Ольги Книппер-Чеховой Алле Васильевне Ханило пришлось вспомнить многие годы спустя. Несколько лет назад задумала она сделать новые фотостенды в гурзуфском домике Чехова, где после его смерти останавливалась Ольга Леонардовна. Но денег у руководства музея на фотокопии не было.
— Я считала делом своей жизни подготовить эту экспозицию. Вначале просила нужную сумму, а потом подумала: нужно сделать свой дар музею. Вспомнила, как Лев Константинович не жалел ничего, и решила, что оформлю экспозицию за свой счет, — Алла Васильевна говорит об этом как о чем-то обыденном. — Узнала в одной фирме, что фотокопии будут стоить 300 гривен, стала откладывать деньги. Пока сумму нужную собрала, стоимость увеличилась вдвое. Пришлось еще подкопить, три месячные зарплаты отдала, но экспозицию сделала. А год тогда такой неурожайный был — фруктов ни на компот, ни на варенье…
— А на что же вы жили?
— Я еще пенсию получаю, — смеется Алла Васильевна. — Правда, потом, когда начальство узнало, что я за свои деньги сделала экспозицию, мне их частями вернули. Так что никакого подвига не было. Это мой долг перед Чеховым, его женой и сестрой.
...Когда Антон Павлович жил в Ялте, у него было множество почитателей, а особенно почитательниц. Курсистки и гимназистки в белых платьях и шляпках тихими стайками ходили за ним на пляж, на набережную, в городской сад. А когда он закрывал калитку, ведущую во дворик, буквально гроздьями висели на каменном заборе и металлической ограде, надеясь увидеть живого классика. Их называли просто: «антоновки». Как знать, стала бы «антоновкой» Алла Васильевна, родись она на пару десятилетий раньше?.. Впрочем, преданность великому писателю она пронесла через всю свою жизнь. Так что и Аллу Васильевну Ханило по праву можно назвать «антоновкой», которую послала судьба-затейница Антону Павловичу уже после смерти, чтобы именно она бережно хранила его наследие…
